Если покупатель говорит нет

Заключение 14

6. Различные виды неврозов Мы уже знакомы с некоторыми последствиями невротического использования энергии и с вредом, который оно может причинить. Мы видели, как невротическая жажда привязанности у Наны Кертсан привела ее в конечном счете к тому, что она стала проституткой. Нана страдала «неврозом характера», то есть неврозом, не вызывавшим каких-либо видимых симптомов, но ослабившим ее характер, так что она не смогла приспособиться к обычному образу жизни. У Мидаса Кинга направленные внутрь инстинкты Ид поразили кровеносную систему, что приводило у него время от времени к повышению кровяного давления, пока оно не установилось наконец на ненормально высоком уровне. У Эдгара Метиса направленные внутрь напряжения послужили причиной язвы желудка. Точно так же у Эмброуза Патерсона невроз поразил некоторые специальные органы, например, кожу, спину и предстательную железу. Все это иллюстрирует невротические способы использования энергии; однако психиатры чаще всего имеют дело с несколько иными типами неврозов, наиболее известные из которых — невроз навязчивости, фобии, конверсивная истерия, невроз беспокойства, ипохондрия и неврастения. Некоторые из них мы рассмотрим на примерах, начиная с невроза навязчивости. Энн Кейо, по прозвищу Нэн, единственная дочь начальника Олимпийской полиции, прошла курс колледжа с немалыми трудностями, особенно после разрыва ее помолвки с Гектором Мидасом. Ей мешала заниматься астма, но хуже всего было не покидавшее ее ощущение, что она никогда ничего не делает как следует. Сомнения преследовали ее даже во время прогулки. Куда бы она ни шла, она чувствовала себя обязанной наступать на все расщелины между плитами мостовой или тротуара и часто, придя домой, задумывалась, не пропустила ли какой-нибудь из них. В ряде случаев она вставала поздно ночью, пролежав в беспокойстве час или два, и выходила, чтобы вновь пройти по какой-нибудь дороге и убедиться, что ни одна расщелина не пропущена. Временами, когда она шла по улице, ей казалось, будто к ней привязана веревка, разматывающаяся во время ходьбы, и если она возвращалась не тем же путем, ей казалось, что эта веревка запуталась. Даже если она возвращалась по той же дороге, она сомневалась иногда в своей памяти, особенно в тех случаях, когда плохо чувствовала себя по какой-нибудь другой причине, и лежала по ночам без сна, размышляя, не пройти ли ей этот путь снова, чтобы вполне убедиться, что веревка не запуталась. Немало времени отнимала у нее и проблема дверных ручек. Она могла позволить себе поворачивать дверные ручки только в северном или западном направлениях, и если комната выходила не в ту сторону, она в нее не входила, пока дверь не оказывалась открытой. Эта фобия переменилась, когда она влюбилась в Джозайю Толли: у нее возникло тогда стремление поворачивать все дверные ручки, какие она могла найти. Она была одержима идеей, будто каждый раз, когда ей случалось повернуть ручку, она передавала Джозайе «любовную силу», делавшую их отношения более прочными. Это вызывало, однако, новую трудность, потому что при каждом прикосновении к дверной ручке она испытывала теперь ощущение, будто руки ее полны микробов; единственное средство против них состояло в том, чтобы мыть и вытирать руки четыре раза подряд. Далее, после такой очистительной процедуры она нередко сомневалась в правильности счета и тогда приходилось повторять все заново. Если она этого не делала, сомнения могли мучить ее часами и становились наконец невыносимыми. Она бурно ревновала к Джозайе и была одержима идеей, будто любое упущение в «обязательном» для нее образе действий может привести к тому, что он бросит ее ради другой девушки. Часто она представляла себе, лежа в постели, как он совершает половой акт с другой женщиной, и не могла отделаться от этого возбуждающего и мучительного видения. Когда все шло хорошо, ее состояние улучшалось. Но как только дела расстраивались или возникали какие-нибудь заботы в связи с изменением привычного хода дел, даже в таких мелочах, как поездки домой на уикенд, ее сомнения тотчас же усиливались, и, сверх того, можно было ожидать приступа астмы. В такие периоды она ни на что не могла решиться, и ей требовалось иногда несколько часов, чтобы одеться для двадцатимильной поездки в Олимпию. Это вовсе не значит, что Энн была не умна. Она слишком ясно понимала, насколько неразумны были ее фобии и навязчивые мысли. Ее Эго боролось с ними изо всех сил, но это ни к чему не вело. Для нее становилось проблемой есть, спать и сосредоточиваться на занятиях; лишь давая волю своим навязчивым идеям, она могла справляться с этими делами. Такие неврозы навязчивости излечиваются с большим трудом: но после нескольких недель лечения доктор Трис сумел в какой-то мере облегчить ее жизнь, так что ее занятия пошли лучше. Она доверилась ему настолько, что ей уже не приходилось проверять и повторять свои шаги. У нее было ощущение, что если она придет домой не тем путем или забудет наступить на расщелину между плитами, то вместо нее об этом как-то позаботится врач. Она сказала ему: «Мне кажется, будто вы сами все это уладите, договорившись с какой-то силой, угрожающей наказать меня за неточное исполнение моих ритуалов, и тогда я могу уснуть, уже не беспокоясь об этом». В основе всех неприятностей Энн, включая астму, было яростное раздражение против матери и некое смешанное чувство к отцу, которого она нежно любила, но в то же время презирала за недостаток самоуверенности. Несмотря на свою устрашающую должность начальника полиции, он не был хозяином у себя дома и во всем полагался на жену, предоставляя ей даже решение служебных дел. Раздражение и презрение Энн по этому поводу вместе с тремя «абсолютными идеями», рассмотренными в предыдущем параграфе, были важными факторами ее болезни; когда она их полностью осознала и тщательно разобрала, ей стало лучше. Вера во «всесилие мысли» проявлялась у нее в ощущении, будто она может влиять на своего возлюбленного и усиливать их любовь, манипулируя дверными ручками; вера в «неотразимость ее очарования» проявлялась искаженным образом в ее желании, чтобы все женщины на свете умерли и все мужчины достались бы ей. В основном симптомы ее были связаны с интенсивным желанием причинить смерть, направленным против собственного пола. Желание смерти какому-нибудь человеку тяжело воспринимается людьми с чувствительной совестью, расстраивая их точно так же, как многих людей викторианской эпохи расстраивали их половые желания. Если такие желания сильны и сильно подавлены, они вызывают постоянное возбуждение, стремясь выразиться и получить удовлетворение; иногда они вызывают симптомы, оказывающиеся вне контроля Эго, поскольку Эго изгнало причиняющие их напряжения. Желание смерти можно уподобить вынашивавшим убийственные планы нигилистам, изгнанным русским царем из своей империи. Покинув страну, они оказывались вне его власти и тем самым были в состоянии беспрепятственно заниматься своим делом, но дело это могло проявляться лишь косвенным образом. Так как подсознание находится вне пределов досягаемости сознательного Эго, желания, изгнанные в нижние этажи, выходят из-под контроля Эго, и когда они причиняют хлопоты, Эго мало что может сделать, пока они не вернутся на свет. Навязчивые комплексы вроде мытья рук, фобии вроде страха микробов и разные виды одержимости вроде самоистязания ревностью встречаются обычно все вместе. Другой вид невроза — конверсивная истерия, обычно поражающая наиболее драматическим образом не эмоции, а какую-нибудь часть тела. Хорас Фолк ненавидел своего отца, но никогда никому об этом не говорил. Отец его был баптистский проповедник, воспитавший Хораса и трех его сестер в большой строгости. Мать их умерла, когда они были еще малы, и с тех пор отец не давал им пощады. Назад

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70